Персонажи: Кэдзёро и Кубинаси
Примечание: без учета последних сведений о прошлом обоих ёкаев (точнее, с учетом сведений ужасно обрывочных).
День смерти лучше дня рождения
читать дальше- Вчера была довольно зрелищная казнь... - лениво махнул веером молодой чиновник гражданского департамента - Мой друг изволил присутствовать?
- О да, прекрасное представление! - его пожилой спутник затряс подбородком - Просто прекрасное! Я полагаю, этот вор получил по заслугам.
- О, мой друг полагает так же, как и я! - молодой чиновник крутнул запястьем - Лично я слышал, нет, не у меня, но у моего доброго знакомца этот отщепенец украл бесценную золотую брошь.
- Пока тот был у ночной спутницы, полагаю? - третий чиновник, с камоном судебного ведомства, тонко и иронично улыбнулся - Да, чиновники стали порядком побаиваться искать благосклонности у цветов Ивовой улицы...
- Хвала Амэ-но Удзумэ, мы наконец избавлены от этой неприятности, верно, Ёсида-доно?
Чиновник судебного ведомства, благородный Ёсида-но Шосё Корэфуса, с легким сомнением склонил голову:
- Право, на месте Усио-доно я бы не ликовал столь откровенно. Как говаривал мой почтенный дед, "тот, кто хвастается развязанным поясом дзёро - стоит немногим менее того пояса"...
- Вот только твоему деду про дзёро и судить, двухсотлетнему девственнику...
- Как по мне, Усио-доно, лучше уж в двести лет оставаться девственным, нежели в двадцать лет знать все способы возлежать с женщиной, мужчиной, козлом, ослом и бараном.
- Усио, признайте: он Вас уел, - рассмеялся пожилой чиновник - Ёсида-кун, право, если что Вы от деда и унаследовали - так злоязычие... От Ханако-годзэн все нет радостных вестей?
Ёсида погрустнел на миг, потом улыбнулся:
- Мы надеемся, что паломничество в храм Умэ-но Ками в окрестностях Укиёэ исцелит нашу беду, Сёгэн-доно
- Дед нагадал? - прозорливо сощурился Сёгэн из департамента Искусств.
- Ну что вы! Отец. Он неделю назад производил ауспиции по случаю свадьбы принца Кадуры, заодно и нам с супругой погадал.
- Что ж, удачи Вам, удачи! Младший брат Ваш, говорят, делает карьеру?
- Мне нет ни малейшего дела, право, до его карьеры. Довольно с меня и моей. - улыбается Ёсида и сворачивает за угол коридора, оставляя случайных попутчиков недовольно перешептываться ему в спину.
Гордого судейского чиновника мало кто здесь любит - и не столько за нрав, сколько за происхождение.
***
А на другом конце огромного столичного города, у ворот Расё, где веками сваливали трупы казненных и чумных, одно из тел встало, пошатываясь, и неровным шагом двинулось к воротам, нашаривая руками перед собой дорогу.
Надетая на него белая роба была запачкана кровью и порвана, ноги были босы, а головы не было вовсе - она валялась где-то на земле, скрытая под уже вздувшимся повешенным и свеженьким утопленником.
Тело прошло еще несколько шагов, потом тяжело рухнуло на колени, воздевая к небу руки, словно ища лицо, чтоб его закрыть. Плечи сотрясались в беспомощных спазмах, пальцы - длинные, тонкие - судорожно комкали ворот робы. Кажется, безголовый человек был в отчаянии.
Так он довольно долго корчился в тени ворот, не в силах даже закричать, покуда из здания не вышел юноша в длинных белых одеждах. Он прошел мимо безголового, сосредоточенно прислушиваясь к чему-то, ему одному слышному, и подошел к груде тел, и собирался было подобрать нечто с земли, когда наткнулся на сжавшуюся девчонку в драном платье. Обернув волосами, она прижимала к груди чью-то отрубленную голову.
Юноша посмотрел на нее укоризненно, затем мягко попросил:
- Отдай мне то, что у тебя в руках, пожалуйста!
Ответом ему был полубезумный, исполненный ужаса взгляд.
- Отдай, - уже строже повторил юноша - Это нужная вещь. Есть тот, кому она очень, очень нужна.
Девушка замотала головой, возя в грязи длинные, чуть вьющиеся волосы:
- Это голова моего хорошего, моего дорогого аники. Не отдам, не отдам! - запричитала она, только крепче прижимая к себе голову и силясь отползти.
- Аники? - недоуменно переспросил юноша.
- Да, да, данна-сама, аники! Его казнили, казнили так жестоко, Кино должна забрать его голову, сжечь ее, чтобы аники не сердился на Кино....
- Иначе твой аники станет ёкаем, так? - мягко спросил юноша, и его улыбка совсем погрустнела.
- Так, так, данна-сама! - закивала та.
Юноша помедлил и протянул ей руку:
- Идем. - твердо сказал он - Идем, Кино. Не бойся, я не причиню тебе зла.
Кино немного помедлила, но доверилась незнакомцу, и тот подвел ее к безголовому, что теперь сидел, замерев и уронив руки вдоль тела - однако был несомненно жив.
Кино побледнела - и выпустила свою драгоценную ношу.
***
Голова какое-то время падала вниз - но внезапно ее глаза раскрылись, изо рта вырвался крик - и она зависла в воздухе, какое-то время повисела.... и тихо подлетев к телу, зависла над ним.
- Кубинаси все-таки... - выдохнул юноша.
А потом заговорила голова.
- Ки... но... - прохрипела она, - Ки...но... Во-...ды! Пить.... про..шу!
- Придержи ему голову, - коротко приказал юноша, вынимая из широкого рукава небольшую флягу.
- Зачем?
- Дурёха! Иначе он не сможет проглотить ни капли - у него ведь горла-то нету!
Кино охнула и поспешила выполнить приказ.
Напоённый водой, тот затих и прикрыл глаза.
- Помоги мне. Надо увести его под крышу, а я один не смогу, - он и впрямь выглядел слабым и больным, как подумалось Кино.
Внутри ворот, как ни странно, почти вовсе не пахло мертвячиной, и было не так уж и темно - наоборот, горело несколько светильников, обтянутых красной, золотистой и оранжевой ткани, по одному или двум даже шла вышивка. За расписной китайской ширмой дымилась китайская же курильница в виде свернувшегося черно-зеленого дракона и стояло низенькое ложе с полуистлевшей периной, накрытой легкой шелковой тканью, а маленький столик с резными ножками был гостеприимно накрыт: высокий чеканный кувшин, несколько также чеканных блюд и три бронзовых кубка, украшенных камнями.
Кино осторожно уложила своего аники на ложе и почитетельно воззрилась на хозяина дома. Тот указал ей на столик.
- Садись, поешь, выпей вина. Хотя нет... сперва вымойся и переоденься. Там, за сёдзи - ванная комната, поищешь себе одежды - кажется, там должны быть... Тебя зовут Кино?
- Д-да, господин, - кивнула девушка - Я служанка одной юдзё, с улицы Ив. Аники часто ее навещал, пока его не поймали. Хозяйку звали Ширагику.
- И что же дальше? - ей определенно надо было выговориться, и хозяин странного дома на воротах решил дать такую возможность - Ступай в умывальню, мне будет тебя прекрасно слышно.
Та послушно кивнула и скрылась за плотной бумагой ширмы. Вскоре оттуда раздался плеск воды и голос девушки.
- Дальше... Он любил хозяйку, а она любила его подарки и все боялась, что из-за него она потеряет клиентов, а не то и жизнь, все говорила, чтоб он не ходил больше... Но его ж разве переубедишь?! Вот и проведали о его, так сказать, увлечении его враги.
- Какие это?
- А такие, что наняли они ёкаев из Нура. Тех, что за Стариком шастают, самые презренные эти ёкаи, как их господин Сэймей заклял, так сидели, небось, тихо...
- И они поймали твоего аники?
- Нет, они нас с хозяйкой поймали, - мотнула головой девушка - Пытали вот. Снасильничали даже, да наша такая работа - не мико девственные, чай! Но как они горшки с углями достали... Взяла я свою косу, перекинула ее через балку, да и была такова, пусть им труп мой остается, авось допросят! - девушка угрюмо хохотнула - Ну, а Ширагику-таю, она своим кайкэн горло себе перехватила. И тут аники явился, всех перерезал, один остался, а я висю себе, качаюсь туда-сюда... Странно так!
- Твоего брата взяла явившаяся на шум полиция? - заинтересованно спросил юноша.
- И да, и нет! Его ёкай поймал. Связал красной нитью, аники не смог и двинуться до прихода стражи, так его и взяли. А я покачалась еще и слезла, пошла себе, пошла... На площадь пришла - а там аники казнят. Сперва его на колесе прокатили семь раз, потом секли плетями полчаса по клепсидре, потом...
- Не надо подробностей, ради Владычицы! Его казнили, хватит и этого.
- Очень, очень жестоко казнили! И я подумала - надо бы похоронить его, вдруг он станет ёкаем? - девушка охнула, поднося пальцы к губам - Погодите, данна-сама... Если я... если я вот так провисела на балке до вечера, а потом слезла и ушла, это... это... это я...
Раздался глухой плюх - кажется, Кино села прямо в воду.
Молодой господин участливо улыбнулся и кивнул:
- Да, Кино, ты теперь ёкай. Как твой аники. Но это не страшно, в конце концов ёкаи мало отличаются от людей - они тоже живут, умирают, чувствуют, сомневаются, мыслят... Просто они другие.
Девушка, кажется, плакала.
***
Выплакавшись, Кино вышла и села на низенькую табуреточку - рассчесывать волосы, неожиданно отросшие аж до пят. Гребень путался в каштановых кудрях, пальцы ловко разбирали пряди и было не до тревог и сомнений, да и не до разговора.
Молодой же хозяин дома на воротах сидел и попивал сливовое сакэ из чеканной чарочки, улыбаясь чему-то своему и изредка поглядывая то на девушку, то на ее аники, беспомощно лежавшего на постели.
Тишина, уютная и мягкая, как шерстяное одеяло, окутывала их, успокаивая и утешая, но бесконечно молчать тоже было невозможно, и Кино решила проявить инициативу.
- Данна-сама! Не будет ли наглостью спросить Вас о Вашем имени?
- А? - встрепенулся тот - Имя? Ничуть, ничуть. Простите, я сам проявил невероятную бестакность, не представившись. Я Райко, Райко из рода Минамото.
- Тот самый Райко?! - ахнула девица - Но...
- Да, тот самый. Легенды не лгут, они лишь недоговаривают... Я и впрямь отправился на поиски магатам, и победил чудовищного монстра - Цутигумо, отбив у него священный камень.... но дорогой ценой. На меня пало его проклятье, и я заболел неведомой болезнью, что по капле отнимала у меня жизненные силы. Моя сестрица, Хикару, надев мужское платье продолжила путь, а я... Меня спас мой двоюродный дед...
***
В доме Минамото-но Мицунаки было тихо. Слуги скользили по дому бесшумными тенями, не смея показаться господам на глаза, и опускали взгляд при виде хозяина, немногие женщины затаились на своей половине, умолкли музыка и смех.
Наследник основной ветви семейства Минамото, прекрасный и нежный Минамото-но Ёримицу, прозванный Райко, тяжко болел и лежал при смерти.
Сам Мицунака-сама, словно раненый зверь, молча кружил по дому, изредка заглядывая в светлую комнату с раздвинутыми в сад сёдзями, где лежал его сын, не смея зайти и подолгу глядя на лежащего или сидящего на краю кровати юношу. Иногда после этого он уходил в свою комнату и там подолгу плакал, глядя в пустоту, и даже его жена не смела тревожить его в такие минуты.
Разом несчастный потерял обоих детей: и обожаемого сына, и нежную дочь, прекрасную Хикару, вынужденную надеть одежду брата, принять его имя и отравиться довершать его задачу.
Немногие друзья вельможи не смели тревожить его покой; лишь молодой Юкисиро из рода Фудзивара, да старый дядька Хиромаса, бывший начальник дворцовой стражи, навещали его в его горе. Вот и в день Змеи, в час Лошади, они собрались в доме Минамото, принеся с собой достаточно сакэ, чтоб залить горе, и достаточно закуси, чтоб заесть сакэ.
- Мой сын умирает, врачи вынесли свой окончательный вердикт, - мертвым голосом сказал им Мицунака.
- А такой хороший был мальчик! - покачал головой Хиромаса - Славный, веселый...
- Неужели нет ни единой надежды? - тревожно спросил Юкисиро.
- Разве что на чудо, - горько хмыкнул Минамото - Ему оставили пару месяцев жизни, благородно с их стороны!
- Чудо? - покачал головой Юкисиро - А мастера оммё-до?
- Думаешь, я их не звал? Половина не занимается лечением, другая - попросту не умеет лечить. - несчастный отец ударил кулаком об стол - Бездарные дармоеды!
- Ай-яй! - Фудзивара подлил Мицунаке еще сакэ - Нехорошо, нехорошо. Дармоеды и есть!
- Дармоеды, говоришь... - Хиромаса покачал головой - А погоди-ка с полчасика, племянник. Будет тебе чудо!
И, покинув поместье, исчез в направлении ворот Сейрю.
Он вернулся и впрямь через полчаса, ведя под руку седого старца с узкими, хитрыми глазами и несколько лисьим лицом.
- Вот. Это чудо, - сообщил Хиромаса ошарашенным друзьям.
"Чудо" мягко улыбнулось, щуря глаза - заиграли по всему лицу веселые морщинки.
- Сэймей я, - представилось оно - Абэ-но Сэймей. Показывайте больного!
***
- Они не поверили своим глазам: все думали, что великий оммёдзи давно мертв, но оказалось - он просто совсем состарился, утратил часть своих сил и совершил паломничество в Страну Бамбука, кажется, ища источник юности. Не нашел, разумеется, и вернулся назад в Хэйан-кё... Он-то меня и смог излечить - в своем роде, правда.
- Но... данна-сама! Это же было в эпоху Каннин!
- Нет, в первый год Дзиан, - поправил ее Райко - Но какая, в общем-то, разница? Видишь ли, Сэймей был стар, а проклятье прочно вросло в мое тело. Он не смог изгнать его насовсем, а потому запечатал его в сон. Пока я сплю - я живу. Позже, накопив силы, он заключил договор с могущественными муси, что живут в моей крови. Они стали сражаться с проклятьем, и однажды они его несомненно победят - так сказал их вождь, Суйри, Самурай Пьяной Сливы. Ему подвластны три легиона муси, обитающих в сливовом сакэ...
- То есть... Райко-данна-сама... Вы спите здесь уже двадцать две эпохи?!
- Двадцать две? Не знаю, я ведь не веду счета времени. Последний раз я просыпался в годы Тэнги. Сэймей-сама разбудил, велел выпить еще вина и уложил спать обратно.
- Тэнги... Так давно! - охнула Кино.
- Давно? Наверное, - кивнул Райко - Не знаю, просто тогда я просыпался прошлый раз. А сегодня меня разбудил Суйри-самурай-доно, сказал, что кому-то нужна моя помощь. Не в привычках Минамото отказывать в помощи нуждающимся, вот я и вышел к вам.
- Только чтоб нам помочь? Райко-данна-сама бесконечно добр! Но скажите, что нам делать дальше?
- Что делать... что делать... Я думаю, вам стоит подождать. Ворота Расёмон, пусть теперь они и стали надгробьем всех, не заслуживших погребенья - уютный и тихий дом, а я буду безмерно благодарен, если Вы будете моими гостями, пока меня снова не начнет клонить в сон. Хоть Суйри-доно и славный воин, собеседник из него никудышный, да и не след отвлекать его от работы.
- А аники? Он... он так и будет лежать?
- Вряд ли, - качнул Райко головой - Скорее всего, завтра утром он проснется. Сложно будет ему объяснить, что теперь он ёкай... Как его зовут?
- Янаги. По названию улицы, его мать там... жила.
- Янаги, значит. Хорошее имя. Будет Кубинаси-но Янаги. Чем плохо?
- Хорошо даже! - рассмеялась Кино - Будто в дворяне произвели!
- А, все ёкаи - благородные. Ежели им верить, конечно.
- А я тогда кто теперь?
- Ты... Даже и не знаю. На человека похожа совсем, сложно угадать. Ну вот что в тебе поменялось с того момента, как ты на косе повесилась?
- Ох... Волосы отросли. И закудрявились так!
- Отросли, значит... Тогда ты теперь Кэдзёро-но Кино.
Девушка-ёкай весело засмеялась.