Несколько мини-фиков
Куротабо/НацумиАвтор: Botan-chan
Жанр: романс
Рейтинг: PG
Пейринг: Куротабо/Нацуми
Предупреждения: некоторое АУ, основной канон – анимэ.
Примечания: Используется личный фанон о том, что после эпизода с Содемоги и клинической смерти у Нацуми появится способность видеть Сенба-сама, и через какое-то время она станет его жрицей.
1. Немного альтернативный вариант момента из 18-й серии
Рассветные лучи вырываются из-за крыш домов, скоро-скоро взойдёт солнце.
- Всё в порядке, - говорит Рикуо-сама.
Куротабо и сам знает, что в порядке, он тоже слышал тихий голос Сенба-сама и послание о том, что маленький бог смог спасти свою почти жрицу. Святилище осталось целым, а Содемоги отправился в преисподнюю, унося на языке вкус собственной крови. Всё в порядке.
Только чувство плохо выполненного долга всё равно продолжает неприятно грызть.
- У нас всё получилось, - говорит Рикуо-сама. – Мы успели вовремя.
Куротабо кивает и улыбается краем рта, вспомнив предсмертный визг лысого карлика. Но неприятное чувство всё равно остаётся в глубине того, что заменяет йокаям душу. Вот если бы удалось успеть до того, как Содемоги ухватил человеческую девчонку за рукав…
Куротабо понимает, что невыполненный долг не уйдёт так просто. Невыполненный долг перед – смешно – даже не Рикуо-сама, а смертной. Фе, надо же было так низко пасть! Да и, если подумать, какой ещё долг? Он ничего ей не задалживал. Люди испокон веков были добычей для йокаев, их страх и кровь служили пищей демонскому роду, и не более того.
Но упрямое чувство остаётся на месте и мерзко зудит, а после того, как смертные прочно обосновались в доме главы, он начал порой забывать считать их просто ещё одной добычей. Куротабо смотрит на свои пальцы и понимает, что вертит в них бумажного журавлика, которого подобрал после столкновения с невнимательной девчонкой, бегающей по коридорам поместья, как у себя дома.
- С ними пора покончить, - говорит Рикуо-сама. – Я не позволю ранить моих друзей.
Куротабо снова кивает и снова недобро улыбается. Он присмотрит, чтобы на эту смертную больше никто не напал.
Над крышами начинает подниматься солнце.
2. Случайная встреча
Из-за угла слышится мягкий топот быстрых шагов, и Куротабо едва успевает набросить человеческую личину. Эта маска – предмет его гордости, и в ней нет дурацких ошибок, как у каппы или безголового. Лучше разве что у Юки-онны, но она девушка, и с ней Куротабо великодушно не соревнуется. Да, личина хороша, но какое унижение, что приходится вот так спешно напяливать её, да ещё в доме главы! Всё-таки Рикуо-сама слишком…
Додумать ему не удаётся, потому что из-за угла выбегает гостья хозяина и почти врезается в Куротабо. Опять. В последнее время вечно получается натыкаться на неё в самые неподходящие моменты и в самом неподходящем виде. После исцеления и встречи с Сенба-сама она стала слишком много замечать!
- Простите, - девочка быстро кланяется, но смотрит как-то мимо и явно кого-то ищет взглядом.
Почему-то это немного задевает. Наверное, потому что девчонка не оценила великолепно сделанную маску. Между прочим, Куро узнавал специально, такой облик человека ценится их женщинами весьма высоко.
- Вам чем-нибудь помочь, барышня?
Она, наконец, смотрит на него прямо, с лёгким удивлением, но и только.
- А вы?..
- Друг семьи, - Куро широко, по-доброму улыбается, как кот, который сейчас улёгся на солнце и поэтому не собирается запускать когти в пробегающую мышку, - Так я могу вам чем-нибудь помочь?
- О. Добрый день. Нет, ничего, спасибо, - девчонка снова слегка кланяется и опять смотрит в сторону.
- Ээээ, - он почти оскорблён и одновременно обеспокоен.
Может быть, из-за поспешности личина легла неровно, и он выглядит как-то не так? Это было бы досадно! Как воин клана Нура он должен быть безупречен во всём, даже в том, чтобы задурить пустую голову невнимательной смертной. Девчонка снова поворачивается к нему, на этот раз немного мнётся. Ага, наконец-то рассмотрела идеального человеческого бизнесмена, который предстал перед ней во всём тщательно выверенном блеске.
- Извините, - говорит она. – Может быть, мне показалось, но, кажется, я видела здесь монаха. В старинных одеждах и такой широкой шляпе. Я его здесь уже встречала и решила посмотреть, это действительно был он?
Куро растерянно моргает. Неужели он опоздал замаскироваться?! Да нет, не может быть. Наверное, как-то углядела со двора и прибежала. Но зачем?
- Зачем? – спрашивает он вслух.
- Ну, мне кажется, я часто его вижу в последнее время, - девчонка мнётся сильнее и смотрит в пол. – Но даже не получается поздороваться. Это как-то… нехорошо?
Куро дёргает бровью. Ещё чего не хватало, здороваться со смертными в истинной форме!
- Извините, мне, наверное, показалось, - она опять быстро кланяется, разворачивается на пятках и убегает.
Куро успевает заметить, как покраснели её щёки. Несколько мгновений он растерянно смотрит ей вслед, и только потом с возмущением понимает, что эта пустоголовая смертная так и не соизволила воздать должное его прекрасно сплетённой личине!
3. Любование луной
Сияние полной луны освещало ночь и дробилось в мечущихся лепестках вечно цветущей сакуры. Куротабо глотнул ещё сакэ и довольно вздохнул. Истинный воин должен уметь ценить красоту ночи и цветения, это достойно и предписано. Для полноты картины не хватало сочинённого самолично высокопарного стиха, но сочинять стихи никому скучно, а если процитировать при случае, то болван Ао опять будет ржать, и Рикуо-сама вместе с ним. Им, беднягам, видимо не дано понять высокие порывы души.
Кто-то подошёл. Куротабо подумал было, что молодой хозяин тоже решил полюбоваться луной, но тут же уловил свежий запах чистой светлой силы. Он резко обернулся, понимая, что не успевает набросить личину, и тут же понял, что это и не нужно. Глаза Нацуми были широко раскрыты и пусты, пряди распущенных волос колыхались и чуть потрескивали в плавном водовороте золотистого сияния вокруг её головы. Куротабо досадливо поморщился от такого вопиющей бесконтрольности силы и невольно облизнулся.
Чёрт!
Надо отвести её в постель и сказать кому-нибудь, чтобы успокоили. Сам Куротабо не нянька, чтобы с ней возиться.
Нацуми медленно опустилась на колени и повернула к нему лицо. Совершенно расслабленное и сквозь марево слабого сияния оно выглядело совсем по-другому и неожиданно красиво, почти как полная луна на небе, а может даже лучше. В расширенных зрачках плясали яркие искры. Куро смотрел в них, забыв, что девчонку надо вернуть обратно в комнату.
Нацуми тихо выдохнула, медленно опустила веки и легла рядом. Куро чуть не взвыл и буквально на какой-то миг опоздал выдернуть смертоносный рукав из-под её головы. Кровожадные лезвия тонко запели, почуяв близость живой плоти, но тут же успокоились, подчиняясь его воле. Нацуми снова вздохнула, свернулась в клубочек, не отпуская захваченный рукав.
- Эй, - Куро неуверенно подёргал рукой.
Она не ответила, только крепче сжала пальцы, снова заставив чуть дрогнуть спрятанные клинки.
- Что ты делаешь? – Куро смотрел на сопящую девчонку почти с возмущением, но поему-то не спешил стряхнуть её с неподобающего для сна места. – Вот ведь наказание, всё из-за Рикуо-сама…
Он глубоко печально вздохнул, снял с плеча накидку и набросился на Нацуми - эти люди вечно норовят заболеть от всякой мелочи, возись потом, как будто мало того, что она вообще живёт в этом доме! Потом налил себе ещё сакэ и уставился в небо.
Луна продолжала ярко светить сквозь цветы сакуры, и любоваться великолепным видом можно было ещё долго. Может быть, даже всю ночь. Может быть, до тех пор, пока Нацуми не проснётся.
4. Сенба-сама - сводник
Нацуми даже почти не удивилась, когда после того случая с ужасным карликом и своей странной болезнью пришла к святилищу Сенба-сама и застала там его самого, лично. Маленький бог, испускающий нежное сияние полностью очаровал её и вызвал смутные странные воспоминания о чувстве парения в волнах белого света, томительно-печальном растворении умирания и мягком голосе, зовущем её обратно.
Она решилась спросить не сразу, на второй, или, может быть, на третий раз, после того, как любовно счистила с ветхого святилища мох и вьюны.
- Сенба-сама, это ведь вы спасли меня тогда?
Божок опустился на крышу своего дома, с явным удовольствием прошёлся туда-сюда по чистому дереву.
- Да, милая. Тысяча сложенных во имя меня журавликов дали мне необходимую силу, и я счастлив был ей воспользоваться. Но… - он сделал многозначительную паузу.
Нацуми несколько удивлённо посмотрела на него, продолжая аккуратно раскладывать на траве новые оригами.
- Но?.. – преувеличенно заинтересованно спросила она после паузы.
Кажется, Сенба-сама любил дополнительные проявления внимания. В его положении это можно было понять.
- Но, пожалуй, тебе стоит сказать спасибо не только мне, - в голосе божка появилось некоторое лукавство, и, если бы не повязка вместо лица, Нацуми поклялась бы, что он улыбается.
- О. И кому ещё? Рикуо и остальным? Я уже!
- Нет, я говорю не про твоих друзей, - Сенба-сама подлетел ближе, зависнув почти над ухом девочки, его близость гладила кожу приятным, чуть покалывающим теплом. – Я говорю о воине, который любезно избавил мир от наложившего на тебя проклятие духа. Очень привлекательном воине, который очень волновался о твоём положении.
- А?.. – Нацуми растерянно моргнула и обернулась к своему маленькому божеству, не скрывая недоумения.
Сенба-сама взлетел и вновь приземлился у дверцы святилища.
- Буду рад увидеть тебя в следующий раз, милая, так скоро, как только сможешь.
- А… Хорошо.
Нацуми ещё секунду удивлённо смотрела на него, потом поклонилась и побежала прочь. Боги богами, но к следующей контрольной тоже надо подготовиться. Хотя интересно, что он имел ввиду?
Сенба-сама с лёгкой ностальгией смотрел ей вслед, вспоминая те времена, когда юные хорошенькие девушки просили у него не только об исцелении, но и об удаче в любви, и эти обязанности ему нравились даже больше, чем прогонять боль и нездоровье из человеческой жизни. Что поделать, в глубине души он был изрядной сводней.
- Вам понравится, Куротабо-доно, - мурлыкнул Сенба-сама, удобно устраиваясь в святилище, чтобы немного подремать.
5. Хоровод йокаев
- До свидания, Сенба-сама, - Нацуми последний раз молитвенно сложила руки, и поспешила к автобусной остановке.
Ей давно пора было быть дома, но её маленький бог именно сегодня почему-то раскапризничался и пришлось задержаться. Хорошо, что сейчас век мобильников – можно позвонить маме и успокоить, но Нацуми всё равно подумала, а не обидеться ли всерьёз на Сенба-сама.
Уже стемнело. Поздняя осень – это не особенно приятно. Холодно, темно… страшно. Не то, чтобы Нацуми не могла за себя постоять, за последнюю пару лет она благодаря Юро-чан научилась не только помогать больным, но всё равно было неуютно. Девушка поёжилась, покрепче перехватила сумку на плече и перешла на бег. Станция должна быть близка, разве нет? И почему так пустынно, ведь ещё не очень поздно, просто темнеет рано?
Мир вокруг плыл, будто подёрнувшись рябью, дрожал зыбким маревом, которое словно должно было вот-вот развеяться и открыть раньше невидимое, но вместо этого становилось только гуще и непроглядней от натянувшего белого тумана.
Нацуми остановилась и зябко вздрогнула. Знакомое ощущение от медленно подползающей темноты неприятно сдавило внутренности где-то в области желудка. Йокаи! Только этого не хватало. Йокаи, конечно, бывают разные, и некоторые даже не обязательно думают о том, как бы подзакусить мимохожим человечком, но с ними всё равно лучше лишний раз не связываться. Тем более с такими, от приближения которых немеет тело, а ноги становятся ватными.
- Хорошая ночь, не правда ли? – Нацуми повернула голову на голос и вздрогнула.
Йокаев было много. Разных, похожих на людей и нет, летающих, идущих на двух ногах, на четырёх или вообще без ног, больших и маленьких, и все – с глазами, горящими алыми сполохами. Боже, их было слишком много для одной девушки, а звать Сенба-сама не имело смысла, он же не покровитель воинов. Однако Нацуми нашла в себе силы проявить вежливость и слегка поклониться толпе.
- Добрый вечер. Да. Очень хорошая ночь, - была.
Предводитель, высокий, с чёрно-белыми волосами и смутно знакомым лицом, кажется, чуть усмехнулся. Нацуми помнила его по нескольким битвам, свидетельницей которых ей выпало оказаться, и снова невольно начала гадать, где же ещё могла его видеть, и почему так скребёт назойливое чувство полу-узнавания, как будто она встречалась с ним по десять раз на дню, но никак не может этого вспомнить. Надо будет спросить Сенба-сама… если, конечно, ей удастся разойтись с толпой духов без потерь.
Последняя мысль была очень неприятной, и от неё будто стало ещё холоднее. Нацуми машинально поднесла руки ко рту и выдохнула на пальцы облачко тёплого пара.
- Куро, - их вожак чуть повернул голову, как будто кивнул, и из-за его спины выступил тёмный силуэт.
Нацуми потрясённо охнула, потому что его узнала сразу, хотя не могла различить практически ничего, кроме горящих глаз и тёмной бесформенной фигуры со священным посохом и в старинной широкой шляпе.
- Господин монах?..
Он молча протянул ей руку, и Нацуми почудилось звяканье металла, когда широкий рукав колыхнулся от движения.
Пожалуй, это было не то предложение, которое следует принимать благоразумной человеческой девушке. Пожалуй, стоило отойти с дороги и пропустить шествие мимо, надеясь, что ей это позволят. Пожалуй…
Его пальцы были прохладными и совсем белыми на фоне тёмных одежд. Его рука, опустившаяся на плечи, была тяжёлой, но не давила, и Нацуми показалось, что ей наконец-то стало теплее.
- Хорошая ночь для прогулки, - повторил вожак и двинулся вперёд.
Шелестящий смех ответил его словам.
- Хорошая ночь…
- Да…
- С нами человечек…
- Идём…
- Идём вместе, идём дальше…
Нацуми сама не заметила, как оказалась внутри шествия, стала частью шествия, и шагает сквозь туман и синее холодное пламя в одном ритме с сотней духов, а вокруг волнуется тьма, прикосновения которой отдаются дрожью во всём теле и тошнотой.
- Это страх, - тихо говорит ей на ухо спутник, и из его рукавов снова слышится металлический звон. – Это человеческий страх, который питает нас. Но тебе не надо бояться.
Нацуми и не боится, ей просто нехорошо. Присутствие сотни йокаев давит и выматывает, синее пламя не освещает дорогу, лишь порождает ещё больше теней и превращает окружающий мир в болото призрачных видений, в котором невозможно не заблудиться навсегда. Нацуми старается смотреть только себе под ноги, цепляется мыслями за ровный ход чужих шагов, и за тяжесть объятия на своих плечах, и за мерное движение мужского тела, к боку которого она прижата. Цепляется, ведь это – единственное, что у неё осталось вещественного, настоящего, неожиданно остро реального. Она сама не замечает, как поднимает руку и сжимает пальцы, хватаясь за чужую одежду. Тёмная ткань шершавая на ощупь, но от этого только хорошо, грубое прикосновение к нежной коже пальцев тоже отрезвляет, вытягивает из темноты.
Они идут, долго, очень долго, в какой-то момент Нацуми начинает казаться, что они идут всегда, а вся её жизнь – лишь примерещившийся сон, когда она вдруг задремала на ходу.
А потом они остановились.
- Хорошая была ночь, - сказал вожак и обернулся, и его лицо сквозь туман наконец-то стало узнаваемым.
- Нару-кун?
Он улыбнулся, незнакомо и немного насмешливо, не так как в школе, хотя, он и был совсем не таким, как в школе. Нацуми вдруг очень ясно вспомнила, что давно, ещё в начальных классах, он хвастался, будто его дед – главный у йокаев, а ему закономерно никто не верил. Интересно, знает ли Кана-чан?
- Куро, проводи девушку до дома.
- Господин! – кажется, её спутник обиделся.
Нацуми искоса взглянула на него и увидела, что права – у него, оказывается, было очень выразительное лицо.
- Неужели вы полагаете, что я сам не способен додуматься до такой простой вещи?!
Рикуо засмеялся, весело, на этот раз почти совсем как обычно, как человек. Нацуми поспешно опустила взгляд в землю и закусила губу, чтобы скрыть улыбку.
Темнота отпускала её, откатывала послештормовой волной, и от облегчения девушка была готова запеть, хотя всё её тело налило слабостью.
- Тогда, думаю, разберёшься сам, - сказал Рикуо и исчез в тумане, как призрак.
- Пойдём домой? – господин монах взглянул на неё сверху вниз, как будто чуточку неуверенно, хотя странно было подумать, что йокай может растеряться, предлагая проводить девушку до дома.
Его рука по-прежнему лежала у Нацуми на плечах, но это не казалось неприятным. Его тьма на удивление не сжимала тяжело и недобро, наоборот, захотелось привалиться к нему, закрыть глаза и уснуть. Нацуми встряхнула головой, прогоняя сонную одурь и покрепче сжала пальцы на захваченной складке одежды.
Они неторопливо пошли вперёд, опять шаг в шаг, и Нацуми впервые за два года случайных встреч, неожиданных столкновений, налётов из-за угла и увиденных боёв со злыми йокаями, наконец смогла спросить:
- Господин монах, а как вас зовут?
6. Дом Нура
Дом Нура всегда был странным. Старым, странно тёмным даже днём и как будто наполненным чьим-то невидимым присутствием. Сначала Нацуми этого каким-то образом ухитрялась не замечать. Позже она сама не могла понять, как можно было быть столь невнимательной, и как Киёцугу умудряются такими оставаться.
Ещё в доме Нура жили очень странные люди. То есть, на первый и на второй взгляд они казались самыми обычными… ну, если не считать дедушку, но эта обычность иногда казалось чем-то вроде театрального занавеса, плотного, яркого, но колеблющегося и порой приоткрывающего щели в темноту за сценой.
Иногда в доме Нура происходили чудные вещи, особенно заметные, если пожить там несколько дней. Полотенца могли появиться из воздуха и так же исчезнуть. Вёрткие маленькие не то кошки, не то лягушки мелькали в зеркалах, но стоило обернуться, как всё тут же пропадало. Чашки порой оказывались чистыми, и на тарелках находилась вкусная ароматная выпечка, хотя госпожа Вакана даже не заглядывала на кухню. А бельё под час развешивалось на верёвках чуть ли не само, стоило только на минутку отвернуться.
Порой в доме Нура было страшно, особенно ночью, когда за тонкими бумажными перегородками мерещилась неслышная, но грозная поступь, и как будто скользили высокие человеческие и нечеловеческие силуэты, которые не хотелось замечать, а хотелось зажмуриться, укрыться одеялом с головой и покрепче уснуть, чтобы ничего не видеть и не слышать.
В общем, дом Нура был странным. Он мог сгодиться, чтобы заглянуть в гости, если вдруг приспичит сунуть пощекотать себе нервы, но находиться в нём бывало несколько неуютно и нравилось разве что ненормальному, вроде Киёцугу.
Ах да, а ещё в доме Нура всегда был риск неожиданно наткнуться на чудаковатого, как и все здесь, монаха, который словно явился из прошлой эпохи. У него были чёрные волосы и фиолетово-синие глаза с порой вспыхивающими в них жёлтыми огоньками. От него часто тянуло терпким ароматном лилий и металла, а иногда – злым и дурнотным запахом. Крови, как стало понятно уже потом. Его пальцы всегда мёрзли, во всяком случае, при прикосновении казались холодными. Он умел добродушно и самодовольно улыбаться и исчезать с бесшумностью тени. У него всегда находились ненужные веера, цветы и шёлковые ленты, которые требовалось немедленно отдать первому встречному, которым с завидным постоянством оказывался один и тот же человек. А его тень, казалось, любила прогуляться в одиночку, чтобы проводить кого-нибудь из школы до дома по тёмным неуютным улицам.
Нацуми улыбнулась и провела указательным пальцем по тёмно-фиолетовой с золотой нитью ткани новенького веера. Несмотря ни на что, она любила гостить в доме Нура.
7. Всё зло от людей
Это просто возмутительно!
Одноглазый советник почти вылетел из покоев Первого, рыча сквозь зубы.
О чём они оба только думают?! Да, конечно, в смертных женщинах есть своя (сомнительная, уточним!) прелесть, но!.. Но! Господин Рикуо и так уже человек больше, чем на половину! Он и в йокая-то превращается лишь в темноте! И надо же было ему выбрать себе очередную человеческую девчонку! И Первый ему в этом потакает! А кто будет думать про клан? Что дальше будет с кланом, спрашивается?! Что будет со следующим наследником?!
Это возмутительно!
- Возмутительно, ясно! – рявкнул разгневанный советник прямо в лицо вытянувшемуся в струнку Куротабо.
Тоже тот ещё балбес. Все они, собравшиеся при господине Рикуо – самые настоящие безалаберные балбесы! Думают только о глупых развлечениях, а кто будет делами заниматься, кто, спрашивается?! Неудивительно, что всякая шваль то и дело норовит испробовать силу клана на зуб.
- Всё зло от людей! – прорычал одноглазый, в упор глядя на удобно подвернувшегося под горячую руку монаха.
- Конечно, старейшина, - предельно благожелательно улыбнулся тот, но советник при виде этой улыбки почему-то решил сбавить тон.
Может быть, потому что ему почудилось позвякивание острых, очень острых клинков, о которых в клане знали ой как хорошо. А может, просто оттого, что с этой бестолочи всё равно взять нечего, если уж сам Первый закрывает глаза на бесчинство внука, а господин Рикуо и вовсе упёрся, как бодливая коза, вместо того, чтобы мыслить согласно своему положению и титулу.
- Всё зло от людей! – уже тише, но по-прежнему грозно повторил советник, ещё раз свирепо оглядел смирно стоявшего Куротабо, и зашагал прочь.
- Конечно-конечно, старейшина, - пробормотал монах себе под нос, недобро глядя ему вслед, потом с тихим вздохом отступил от стены.
Нацуми опасливо выглянула у него из-за спины, на всякий случай держась за рукав.
- Кажется, всё-таки здесь не сильно любят людей, - заметила она немного неуверенно.
Куротабо неопределённо хмыкнул, осторожно убрал ей за ухо прядку волос и улыбнулся, на этот раз безоблачно-солнечно.
- Здесь, - сказал он, - людей любят. Очень.
А если кто-нибудь не согласится, его всегда можно будет переубедить.
9. Особый запах
У смертных особый аромат. Тонкий, почти неуловимый за тяжёлыми запахами их тел, пота, крови и страха. Многие и вообще не знают или забыли, что он есть, привыкнув к вкусу их плоти и смерти. И, может быть, это хорошо, потому что если учуять этот аромат, если вдохнуть полной грудью, ощутить его невесомую свежесть, то с безоглядной свободой можно распрощаться. Не навсегда, конечно, люди слишком мало живут, но надолго, на десятки лет. Распрощаться, чтобы потом выть от тоски, что годы пролетели стремительной вьюгой и навсегда осыпались в небытие.
Он знает, что так будет, но сейчас ему всё равно, сейчас его дурманит разлитый в воздухе явственный аромат, в котором смешиваются запахи бумаги, горьких лекарств, свежей зелени и ещё чего-то, неназываемого, мимолётного и прекрасного. Запах светлой человеческой души, по следу которого он, зачарованный, идёт послушно и неслышно.
- А, это опять вы, - девушка разворачивается к двери сразу, будто услышав шаги. – Добрый день.
Это неправда, смертная и при желании не смогла бы уловить его лёгкую поступь, однако она не выглядит удивлённой или испуганной. Голоса её приятелей слышатся из-за угла, то и дело прерываемые неразборчивыми сердитыми репликами Рикуо-сама, а она здесь, одна… Словно ждала его появления.
- Здравствуй.
Он вспоминает, что надо бы прикинуться человеком, но уже поздно, да и не хочется играть в прятки, не хочется скрывать себя за нелепыми человеческими нарядами. И в настоящем облике намного замечательней чем в любых людских одёжках, куда уж им!
Он подходит к ней вплотную и медленно стягивает с её волос тугую резинку, и зачем она только нужна. Чёрные недлинные пряди рассыпаются по плечам, от них пахнет искусственными цветами и мёдом. Плохой запах, неправильный, и тоже мешает тому, другому, настоящему, за которым он сюда пришёл. Вечно люди изобретают что-то ненастоящее, чтобы прятать свою сущность за грудой бесполезных мелочей.
- А, но… - она смотрит с легким недоумением, но без протеста, и встряхивает головой, привыкая к ощущению освобождённых волос.
Её аромат дурманит сильнее крови и безоглядней вскипающей в венах на новолуние тёмной силы, и безумно хочется приникнуть к ней, руками, губами, всем телом…
Рикуо, тихо ругая сквозь зубы неугомонного Киёцугу, почти бегом завернул за угол, и тут же замер, вытаращившись на открывшуюся картину.
- Куротабо?!
Монах, склонившийся к лицу Нацуми, на краткий миг застыл и одним плавным движением отступил на десяток шагов. Девушка вздрогнула и обернулась, растерянно, непонимающе моргая, потом резко, за секунду покраснела от корней волос до самых плеч, тихо пискнула и бросилась в дом.
Так.
- Куротабо? – Рикуо внимательно посмотрел на солнечную улыбку беспутного монаха, не веря ей ни на грош. – Ты… ничего не хочешь объяснить?
- Не хочу, Рикуо-сама. Премного извиняюсь, - безмятежно ответил тот и поднёс к лицу ладонь.
От пальцев всё ещё тянуло чужим теплом и головокружительным, чарующим ароматом.
10. Альтернативный вариант 19-й серии
- Велика вероятность, что они могут напасть на близких господину людей, - серьёзно говорит Кубинаши, и от него пахнет яростью.
- Крайне необходимо, чтобы его друзья оставались в этом доме, - подхватывает Куротабо, с трудом подавляя собственный гнев.
Любимый облик недалёкого чуточку самовлюблённого весельчака стёк с него, как вода. Остались только трезвое видение сложившейся ситуации, сосредоточенная готовность к бою и пока что посаженная на цепь жажда убийства. И злость.
На наглых пришельцев, разоряющих землю клана. На себя – за то, что не хватает сил уничтожить их всех одним ударом. И на глупых слепых людей, чей беззаботный смех и возбуждённые возгласы слышатся через стену – за то, что делают господина Рикуо слабее, за то, что безо всякого соображения лезут куда попало, за то, что их так легко могут убить.
«Крайне необходимо, чтобы они оставались в этом доме» - повторяет Куротабо про себя и видит понимающую усмешку Кубинаши. Демоны бы побрали чересчур проницательного старого друга!
- Мы успеем, - с точно такой же знающей кривой улыбкой говорит ему Кубинаши спустя полчаса, когда выясняется, что Рикуо-сама исчез из дома, отправился вслед за своими безмозглыми приятелями в ловушку врага.
Куротабо только скрипит зубами в ответ. Почему? Разве господин им не доверят? Это не так! Почему же пошёл туда, никого не позвав, ведь солнце ещё высоко, ведь сейчас с ним так легко справиться, ведь в одиночку он может не успеть защитить всех! Зачем он пошёл туда один?!
Зачем она туда пошла?! Глупая девчонка!
Зачем она сюда пошла? Нацуми немного нервно покосилась по сторонам и покрепче сжала руку подруги. Это место ей не нравилось. В полуразрушенных зданиях и вообще есть что-то пугающее, но сейчас ей было особенно неуютно. Ощущение очень походило на то холодящее предчувствие, которое заставило её оцепенеть перед святилищем Сенба-сама тогда. Ох, после того приключения любой нормальный человек точно сидел бы дома, ну или по меньшей мере держался бы подальше от таких ненормальных, как Киёцуги. Так зачем же она сюда пошла?
По стене за плечом на самой периферии видимого опять мелькнула какая-то нехорошая, неправильная тень и повеяло знакомым тошнотворным холодком, следом за которым снова проступил откуда-то смутный, но странно успокаивающий образ – посох, шляпа, взметнувшиеся чёрные рукава и тепло подхватывающей на пути падения в темноту руки.
Нацуми тряхнула головой и попыталась успокаивающе улыбнуться явно встревоженной подруге.
И всё-таки, зачем она сюда пошла?
И про Гюки с Рикуо11. Моя семья.
Персонажи: Рикуо, Гюки
Рейтинг: G
Жанр: повседневность
Сочинение на тему «Моя семья».
Рикуо уныло посмотрел на лист бумаги, почесал затылок кончиком ручки, поболтал ногой и снова уныло посмотрел на пустой лист. От пристального взгляда на нём ничего не появилось. Это было закономерно, но очень печально, потому что о чём писать Рикуо категорически не знал. Сложно, знаете ли, придумать подходящее для школы сочинение на тему «Моя семья», если твой дедушка – глава клана йокаев, а прочими родственниками считаются как раз те самые йокаи.
На какой-то момент мелькнула мыслишка, что разобраться с Гюки было проще, чем сделать это проклятое домашнее задание. Рикуо шикнул было на глупую мысль, но в последний момент остановился.
Гюки…
Хм…
Итак!
«Моя семья довольно большая, и все мои родственники – очень разные, - вывел он, прикусив кончик языка от внезапно накатившего вдохновения. – Например, у меня есть дядюшка Гюки. Он очень пугающий... внушительный и беспокоится о достоинстве клана… благополучии нашей семьи. На позапрошлой неделе он вызвал меня в гости и пытался убить… надрать мне уши за недостойное с его точки зрения поведение…»
Рикуо остановился, получше замазал чернилами выделенные места, и задумался, не сочтёт ли учитель оставленный вариант слишком разговорным и неподходящим для хорошего сочинения. Решил, что незачем рисковать, аккуратно зачеркнул «надрать мне уши» и вписал «отчитать меня».
Над головой раздалось деликатное покашливание. Рикуо обернулся и едва не свалился с веранды, судорожно прижимая листок к груди, чтобы не было видно написанного.
- Гюки! Я тебя не слышал! Добрый день.
- Рад вас приветствовать, господин Рикуо, - сдержанно ответил самый преданный воин клана, с обычной холодностью глядя на своего будущего владыку-полукровку.
- Э-э-э, - Рикуо с подозрением посмотрел на него, но не увидел на неподвижном лице никакого выражения, свидетельствующего о том, что неожиданный гость успел ознакомиться с началом сочинения. – Дедушка должен быть у себя.
- Благодарю, - так же холодно кивнул Гюки и прошёл дальше.
Рикуо медленно выдохнул, отлепил заветный лист бумаги от сердца и ещё раз перечитал написанное.
- Нет уж, лучше я пойду куда-нибудь подальше, и напишу всё там, - пробормотал он, поднимаясь. – Хоть никто мешать не будет. И Кана говорила, что собирается зайти в наше кафе с пончиками после обеда…
«Дядюшка!» - Гюки пытался подумать это возмущённо, но получалось как-то не так, как-то даже почти… нежно? Это незнакомое чувство заставляло его, обычно сдержанного, неподобающе и мелочно злиться и вообще выводило из равновесия. Он медленно-медленно вдохнул, чтобы успокоиться, но получилось так себе. Безалаберный, бестолковый, непростительно мягкий, человекоподобный мальчишка! «Когда-нибудь, - мстительно и совершенно неподобающе подумал Гюки. – Я в самом деле надеру ему уши…»